К основному контенту

Протокола допроса Василия Ильича Зарембо, д. Сутоки, Смолевичский район, Минская область от 21 февраля 1961 года

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА.

Житель деревни Сутоки Смолевичского района Минской области , 
крестьянин, с «низшим» образованием, работник колхоза «Красный партизан». 

Протокол допроса от 21 февраля 1961 года:

Свидетель предупрежден об ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний по ст.ст. 134 и 136 УК БССР.

— Весь период немецкой оккупации я проживал в деревне Сутоки, работал в сельском хозяйстве.

— При каких обстоятельствах была сожжена деревня?

— Деревня Сутоки была сожжена немецкими карательными войсками и полицией, приехавшими из Логойска. Они появились в нашей деревне часов в 11 дня. Ехали на подводах, верхом на лошадях по дороге и шли цепью по лесу и полю со стороны деревни Ляды Логойского района. Машин я не видел. Их было очень много человек, ведь наша деревня относилась к партизанской зоне, и они могли прибыть только с большими силами.

Деревня Сутоки состояла раньше из двух поселков, расположенных параллельно. Поселок, где я проживал, называется Комсомольский и состоит из 22 дворов. Другой поселок, который называется Сутоки, состоит примерно из 80 дворов. В конце второго поселка соединяются реки Гайна и Цна. Там за ними расположена деревня Заречье, где находились партизаны. Немецкие карательные войска и полиция, окружив деревню Сутоки, обстреливали партизан в Заречье, а оттуда вели огонь партизаны. Но бой был небольшой, и в Заречье карателям не удалось пройти. Меня с женой Антониной и грудным ребенком восьми месяцев немцы застали в лесу вблизи деревни и пригнали домой. К нам в дом зашло человек 10 немцев и полицаев.

Тогда же в лесу было задержано около 50 человек односельчан, которых тоже пригнали в деревню. Они находились все вместе на выгоне в метрах 30 — 40 от моего дома. А мне и жене немец приказал идти и затопить печь, после чего они готовили для себя обед. Примерно в два–три часа дня каратели погнали тех людей в направлении Логойска. Я залез на печь и сидел там. Вскоре зашел один немец и выгнал мою жену с ребенком на улицу. Когда они отошли от дома метров на семьдесят, к ним подошел второй немец, что–то сказал, и жену с ребенком погнали обратно в дом. Дверь в хату была открыта, и как только жена с ребенком, которого несла на руках, ступила на порог, полицай выстрелил два раза ей в грудь. Я только слышал перед этим слова жены: «Ай! Ай!»

После ее убийства лежавший на полу ребенок заплакал. Тогда тот же полицай, он говорил на украинском, выстрелил из пистолета в рот ребенку, а затем, выходя из дома, выстрелом убил корову. После этого он положил на трупы жены, ребенка и коровы солому и поджег ее. Все это я хорошо видел с печи. Когда стал гореть дом, другой полицай стал выбивать прикладом окна. Спустя непродолжительное время немцы ушли. Боясь быть сожженным, я вылез через окно во двор и спрятался под дровами. По мне стали стрелять, наверное, заметили. Потом два немца подошли к дровам, взяли две курицы, которые там сидели, а меня, видимо, не заметили и ушли. Часов в семь–восемь вечера все каратели из нашей деревни уехали. Я вылез из–под дров, но никого уже не было. Горела вся деревня, ее полностью сожгли. Я дополз до леса и находился там до утра. На следующий день, возвратившись домой, я похоронил останки трупов жены и ребенка на кладбище в нашей деревне. Кроме моей жены и ребенка, в тот день была убита пятидесятилетняя Екатерина Макаревич. Из числа других жителей никто не погиб, кажется. Задержанные в лесу мои односельчане были угнаны в деревню Свидно Логойского района. Из них четыре человека отправили в Германию, а остальных отпустили. При сожжении деревни каратели угнали много скота и разграбили все имущество. Деревню жгли в марте 1943 года. Точное число не помню, но в тот день сожгли вроде бы деревню Ляды. Дополнить рассказ ничем не имею. Записано все правильно, вслух прочитано.